сериал Блуждающие огоньки

Погрузившись в советскую экранизацию сказок Ганса Христиана Андерсена, меня охватило щемящее чувство ностальгии по безмятежному и давно ушедшему детству. Однако, пересмотрев киношедевр уже во взрослом возрасте, моё восприятие претерпело метаморфозу. Взгляд стал более пристальным, замечая тончайшие детали, которые ранее оставались незамеченными. Моё впечатление о ленте кардинально поменялось. Картина явила собой причудливую смесь нескольких шедевров Андерсена: «Девочка, наступившая на хлеб», «Тень», «Новое платье короля» и «Золотой мальчик». История была сплетена столь виртуозно, что сам автор сказок, Ганс Христиан Андерсен, обнаруживает похищение одной из своих сказочных жемчужин. В сопровождении отзывчивого соседа — обаятельного малыша, он отправляется в увлекательное путешествие на поиски своей пропавшей дочери-сказки. Фильм получился под стать осеннему пейзажу: меланхоличный и грустный, с преобладанием пастельных тонов. Некоторые эпизоды были столь мистичны и зловещи, что могли бы дать фору современным фильмам ужасов. Впрочем, трудно назвать подобную ленту детской: она может вызвать больше вопросов, чем интереса у юных зрителей, а ведь её снимали ещё в 1979 году! Лента пронизана глубоким философским смыслом, который наверняка будет непонятен маленьким зрителям, да и взрослые смогут постичь его не сразу. В детстве картина воспринималась мной, видимо, совершенно по-другому. Сейчас же я вижу в ней лишь отголоски той беззаботности и искренности, которые присущи сказкам Андерсена. Ностальгия по прошлому остаётся, но вместе с ней приходит осознание того, что ничего не вечно: ни детство, ни восприятие, ни даже любимые киношедевры.

Идея первоначально блистала своей очевидной гениальностью, подобно волшебному ореолу, окружающему все творения Ганса Христиана Андерсена — те бесценные сокровища словесности, в которых преломляются все оттенки человеческого бытия: сверкающие краски радости и тусклые тона горестей. Однако, когда речь зашла об экранизации этих шедевров, все пошло наперекосяк, как в запутанном переплетении нитей на ткацком станке. Сюжетные линии, столь изящно и тонко выписанные пером мастера, были жестоко исковерканы при Création фильма. Все происходило будто в суматохе дешевого балагана, развернувшегося на импровизированной сцене какого-то полупустого спортзала. Каждая сцена казалась тусклой и унылой, все персонажи пребывали в каком-то беспросветном горе, а актеры топтались друг за другом, теряя не только свой текст, но порой даже равновесие. Костюмы героев были такими же странными и нелепых фасонов, словно их сшили из остатков ткани после череды провальных театральных постановок. Второстепенные линии повествования растягивались до безобразия, а основная фабула была столь халтурно спрессована, что казалось, будто бы актеры пытались втиснуть свои монологи в узкие промежутки между репетициями и перекурами. Старания украсить фильм песенками тоже не увенчались успехом — как по тексту, так и по мелодиям, здесь царил полнейший ахей. Однако изредка, как проблески света в кромешной тьме, пробивались умные диалоги и фразы, которые авторы наделили на героев, словно это были последние оставшиеся от былого величия драгоценности. Но эти краткие мгновения озарения тонули в море безвкусицы, как одинокий спасательный круг посреди бушующего океана. В результате всего этого «творческого процесса» осталось лишь горькое послевкусие разочарования и досадного провала. Казалось, будто бы авторы данной кинокартины специально взялись за экранизацию сказок великого датского писателя, дабы испортить все хорошее, что было в них изначально. Иourde от этого — интерес к творчеству Андерсена заметно поблек и потускнел.